Неточные совпадения
— Ну, что вам,
мама! —
напали на нее обе дочери.
«
Мама, а я еще не
сплю», — но вдруг Томилин, запнувшись за что-то,
упал на колени, поднял руки, потряс ими, как бы угрожая, зарычал и охватил ноги матери. Она покачнулась, оттолкнула мохнатую голову и быстро пошла прочь, разрывая шарф. Учитель, тяжело перевалясь с колен на корточки, встал, вцепился в свои жесткие волосы, приглаживая их, и шагнул вслед за
мамой, размахивая рукою. Тут Клим испуганно позвал...
— Он даже перестал дружиться с Любой, и теперь все с Варей, потому что Варя молчит, как дыня, — задумчиво говорила Лидия. — А мы с папой так боимся за Бориса. Папа даже ночью встает и смотрит —
спит ли он? А вчера твоя
мама приходила, когда уже было поздно, все
спали.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком, приходила с твоей
мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен
падает на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
Проснулся я наутро поздно, а
спал необыкновенно крепко и без снов, о чем припоминаю с удивлением, так что, проснувшись, почувствовал себя опять необыкновенно бодрым нравственно, точно и не было всего вчерашнего дня. К
маме я положил не заезжать, а прямо отправиться в кладбищенскую церковь, с тем чтобы потом, после церемонии, возвратясь в мамину квартиру, не отходить уже от нее во весь день. Я твердо был уверен, что во всяком случае встречу его сегодня у
мамы, рано ли, поздно ли — но непременно.
«Однако, — подумал я тогда про себя, уже ложась
спать, — выходит, что он дал Макару Ивановичу свое „дворянское слово“ обвенчаться с
мамой в случае ее вдовства. Он об этом умолчал, когда рассказывал мне прежде о Макаре Ивановиче».
Там стояли Версилов и
мама.
Мама лежала у него в объятиях, а он крепко прижимал ее к сердцу. Макар Иванович сидел, по обыкновению, на своей скамеечке, но как бы в каком-то бессилии, так что Лиза с усилием придерживала его руками за плечо, чтобы он не
упал; и даже ясно было, что он все клонится, чтобы
упасть. Я стремительно шагнул ближе, вздрогнул и догадался: старик был мертв.
Лиза попросила меня не входить и не будить
мамы: «Всю ночь не
спала, мучилась; слава Богу, что хоть теперь заснула».
—
Мама, возьмите его и скорее уведите. Алексей Федорович, не трудитесь заходить ко мне после Катерины Ивановны, а ступайте прямо в ваш монастырь, туда вам и дорога! А я
спать хочу, я всю ночь не
спала.
Аня. Я
спать пойду. Спокойной ночи,
мама. (Целует мать.)
Присел он и скорчился, а сам отдышаться не может от страху и вдруг, совсем вдруг, стало так ему хорошо: ручки и ножки вдруг перестали болеть и стало так тепло, так тепло, как на печке; вот он весь вздрогнул: ах, да ведь он было заснул! Как хорошо тут заснуть! «Посижу здесь и пойду опять посмотреть на куколок, — подумал, мальчик и усмехнулся, вспомнив про них, — совсем как живые!..» И вдруг ему послышалось, что над ним запела его
мама песенку. «
Мама, я
сплю, ах, как тут
спать хорошо!»
— Он умер, он умер! — вскричала она, — сейчас он тут сидел, говорил со мною — и вдруг
упал и сделался недвижим… Боже мой! неужели нельзя помочь? И
мамы нет! Панталеоне, Панталеоне, что же доктор? — прибавила она вдруг по-итальянски: — Ты ходил за доктором?
Затем, прежде всех криков, раздался один страшный крик. Я видел, как Лизавета Николаевна схватила было свою
мама за плечо, а Маврикия Николаевича за руку и раза два-три рванула их за собой, увлекая из комнаты, но вдруг вскрикнула и со всего росту
упала на пол в обмороке. До сих пор я как будто еще слышу, как стукнулась она о ковер затылком.
Незнамов. Господа, я мстить вам не буду, я не зверь. Я теперь ребенок. Я еще не был ребенком. Да, я ребенок. (
Падает на колени перед Кручининой.) Матушка!
Мама,
мама!
"И что ж бы вы думали!
спит мой младенчик самым, то есть, крепким сном, и как теперича его из-под снегу вырыли, так он сейчас:"
мама"!"
— Тише, Сашка! Я говорю, какая наша
мама красавица! Такая молодая, и глаза у нее… ах, да родной же мой Сашечка, посмотри сам глазками, я
спать хочу. У-ух, глазыньки мои… геометрические.
Увидел в синем дыму лицо молящейся матери и сперва удивился: «Как она сюда
попала?» — забыл, что всю дорогу шел с нею рядом, но сейчас же понял, что и это нужно, долго рассматривал ее строгое, как бы углубленное лицо и также одобрил: «Хорошая
мама: скоро она так же будет молиться надо мною!» Потом все так же покорно Саша перевел глаза на то, что всего более занимало его и все более открывало тайн: на две желтые, мертвые, кем-то заботливо сложенные руки.
— Отчего же? Там убрано. Я одна тут; мне нельзя отойти от магазина;
мамы нет дома, а бабушка уж закатилась и
спит.
Так как отец большею частию
спал на кушетке в своем рабочем кабинете, или был в разъездах по имениям, то я знал, что
мама не только одна в спальне на своей широкой постели, но что за высокими головашками последней под образами постоянно горит ночник. Когда мною окончательно овладевал восторг побежденных трудностей, я вскакивал с постели и босиком бежал к матери, тихонько отворяя дверь в спальню.
— Ты смотри же, не говори
маме, — сказала Катя Соне, отправляясь с ней
спать. — Володя привезет нам из Америки золота и слоновой кости, а если ты скажешь
маме, то его не пустят.
— Да, хорошая… — согласился Саша. — Ваша
мама по-своему, конечно, и очень добрая и милая женщина, но… как вам сказать? Сегодня утром рано зашел я к вам в кухню, а там четыре прислуги
спят прямо на полу, кроватей нет, вместо постелей лохмотья, вонь, клопы, тараканы… То же самое, что было двадцать лет назад, никакой перемены. Ну, бабушка, бог с ней, на то она и бабушка; а ведь
мама небось по-французски говорит, в спектаклях участвует. Можно бы, кажется, понимать.
Лариосик. Вот посмотрим, что
мама вам скажет, когда я умру. Я говорил, что я человек не военный, мне водки столько нельзя. (
Падает на грудь Шервинскому.)
Любовь. Глупости,
мама! Какое дело богу, природе, солнцу — до нас? Мы лежим на дороге людей, как обломки какого-то старого, тяжёлого здания, может быть — тюрьмы… мы валяемся в пыли разрушения и мешаем людям идти… нас задевают ногами, мы бессмысленно испытываем боль… иногда, запнувшись за нас, кто-нибудь
падает, ломая себе кости…
— О,
мама, — сказала Женя, целуя у нее руку, — тебе вредно
спать днем.
«Как только почувствуешь, что засыпаешь!» — легко сказать, когда я весь день только и чувствую, что — засыпаю, просто — весь день
сплю,
сплю, с многими и буйными видениями и громкими радостными воплями: «
Мама!
Веришь ли, я часто не
сплю полночи и жду того мгновения, когда, вернувшись с какого-нибудь великосветского вечера или из театра,
мама пройдет ко мне в спальню, наклонится над моей постелью, перекрестит и поцелует меня…
— Такого, такого… со мной никогда не бывало! — говорила она. — Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем; что это значит? Значит, что это настоящее, да?
Мама, вы
спите?
Говоря по совести, им пора уже
спать; но разве можно уснуть, не узнав от
мамы, какой на крестинах был ребеночек и что подавали за ужином?
«Прощай, — шепчет мне, и самое-то чуть слышно, — за мной
мама пришла… на Кавказ едем…» Побледнела как простыня и
упала на подушку…
— Как! — воскликнул генерал, когда
мама сообщила ему о военной службе папы. — Значит, отец Люды тот самый Влассовский, который
пал геройской смертью в последнюю войну! О, я его знал, хорошо знал!.. Это был душа-человек!.. Я счастлив, что познакомился с его женою и дочерью. Как жаль, что вы уже уезжаете и что я не могу пригласить вас к себе! Но надеюсь, вы осенью привезете вашу дочь обратно в институт?
—
Мама!!! — отчаянно, дико крикнула я на весь сад и
упала к ней на грудь.
До заутрени нас повели в дортуар, где мы тотчас же принялись за устройство пасхального стола. Сдвинув, с позволения классной дамы, несколько ночных столиков, мы накрыли их совершенно чистой простыней и уставили присланными мне
мамой яствами. Затем улеглись
спать, чтобы бодро встретить наступающий Светлый праздник.
— Я, не знаю, о каких
мама принципах говорит, — ответила она, садясь рядом со мною. — А только… Смотри: мы восемь часов назад виделись; если люди днем восемь часов не видятся, то ничего, а если они эти восемь часов
спали, то нужно целоваться или руку пожимать. Ведь, правда, смешно?
— A ты знаешь, — вставила свое слово Тарочка, — сегодня должен придти ответ от твоей
мамы: наша
мама послала ей длинное письмо, где написала все подробно о твоей болезни и поправке.
Мама боялась писать раньше, пока ты так была больна, чтобы не растревожить твою
маму. Она только телеграфировала ей, что
напала на твой след, что скоро отыщет тебя, и что ты в безопасности. Но на телеграмму ответа не было. Верно твоя
мама искала тебя и отсутствовала дома.
—
Мама! — не своим голосом крикнула Тася и, в два прыжка перебежав комнату, с рыданием
упала на грудь госпожи Стогунцевой.
—
Мама! — кричит Тася, — милая, родная, я исправилась, я другая стала теперь, — и
падает на грудь
мамы, охватившей ее своими нежными руками.
— Андрюшей. Так меня
мама называла. Она тоже у дяди жила сначала и тоже по проволоке ходила, как Петька теперь. И раз сорвалась,
упала на иол мимо сетки, и тут же умерла. Бедная мамочка, я ее очень любил! — и крупные слезы блеснули в глубоких тоскливых глазах Андрюши.
Что-то необъяснимое при этих словах промелькнуло в лице старика. Орлиный взор его
упал на
маму. Вероятно, много муки и любви прочел он в глубине ее черных, кротких глаз, — только его собственные глаза заблестели ярко-ярко и словно задернулись набежавшей в них влагой.
Ночью я не могла
спать. Что-то большое и тяжелое давило мне грудь. Мне казалось, что какая-то громадная птица с лицом новой
мамы летает по комнате, стараясь меня задеть своими крыльями.
— А я так очень несчастна, страшно несчастна, Юлико! — вырвалось у меня, и вдруг я разрыдалась совсем по-детски, зажимая глаза кулаками, с воплями и стонами, заглушаемыми подушкой. Я
упала на изголовье больного и рыдала так, что, казалось, грудь моя разорвется и вся моя жизнь выльется в этих слезах. Плача, стеная и всхлипывая, я рассказала ему, что папа намерен жениться, но что я не хочу иметь новую
маму, что я могу любить только мою покойную деду и т. д., и т. д.
И
мама многие недели работала над систематическою росписью все свое свободное время. Ночь, тишина, все
спят, а у книжных шкафов горит одинокая свеча, и
мама с кротким усталым лицом пишет, пишет…
— Когда ты был еще там, бывали ночи, в которые я не
спал, не мог заснуть, и тогда ко мне приходили странные мысли: взять топор и пойти убить всех:
маму, сестру, прислугу, нашу собаку. Конечно, это были только мысли, и я никогда не сделаю.
— Наверно, Маша меня разлюбит, и я ее разлюблю; наверно, я завтра из всех предметов получу по единице; наверно, завтра папа и
мама умрут; наверно, у нас будет пожар, заберутся разбойники и всех нас убьют; наверно, из меня выйдет дурак, негодяй и пьяница; наверно, я в ад
попаду.
И проповедник предлагал своим слушателям
пасть на землю и тоже плакать… Но плакать так не хочется! Хочется бегать, кувыркаться, радоваться тому, что завтра праздник… Глаза
мамы умиленно светятся, также и у старшей сестры. Юли, на лицах младших сестренок растерянное благоговение. А мне стыдно, что у меня в душе решительно никакого благочестия, а только скука непроходимая и желание, чтобы поскорее кончилось. Тошно и теперь становится, как вспомнишь!
Дверь мне отворила
мама. Папа уже
спал. Я с увлечением стал рассказывать о пьяных учителях, о поджоге Добрыниным своего дома.
Мама слушала холодно и печально, В чем дело? Видимо, в чем-то я проштрафился. Очень мне было знакомо это лицо мамино: это значило, что папа чем-нибудь возмущен до глубины души и с ним предстоит разговор. И
мама сказала мне, чем папа возмущен: что я не приехал домой с бала, когда начался пожар.
Из этого выходило: потерялась вещь — поищи; не находится — перестань искать: через день-другой выскочит сама (конечно, если не
попала к
маме в Плюшкин магазин: ну, тогда жди разборки магазина, раньше не получишь).
И помню я, как он
упал на колени, и седая борода его тряслась, и как
мама, взволнованная, с блестящими глазами, необычно быстро шла по дорожке к дому.
Плюшкин магазин. —
Мама требовала, чтобы вечером, перед тем как ложиться
спать, мы не оставляли игрушек где
попало, а убирали бы их. Конечно, мы постоянно забывали. Тогда
мама объявила, что все неприбранные игрушки она вечером будет брать и прятать, как Плюшкин. И рассказала про гоголевского Плюшкина, как он тащил к себе все, что увидит.
— Еще не
спишь? — спросил он дочь и бросил картуз на тот стол, где стояла закуска. — Et maman?.. Comment va-t-elle?.. [А
мама?.. Как она себя чувствует?.. (фр.).]